Злата

Может быть эти полиморфизмы не так уж нейтральны.
Ой, я Вас умоляю! Этот непобиваемый козырь выкладывался со времен Уоллеса и по крайней мере до времен моего студенчества. Но открытие синонимичных мутаций (вообще не имеющих фенотипического проявления — и потому принципиально "невидимых" для отбора) опровергло его чуть более, чем полностью. А сегодня мы просто можем просто экспериментально выяснить, полезен, вреден или нейтрален тот или иной вариант. При этом мы можем не знать и даже не догадываться, чем именно он полезен/вреден — но точно знать, что таки полезен/вреден.

Или были полезны в какой-то момент эволюции.
Тогда непонятно, почему он не вытеснил предыдущую норму. Ведь полиморфизм — это когда в популяции присутствует более одного варианта.

Разнообразие имеет тенденцию к уменьшению.
Вовсе нет. Линии теряются (причем в основном не в результате отбора, а случайным образом), но в уцелевших линиях происходят (и фиксируются) все новые и новые мутации, так что суммарное разнообразие растет. Другое дело, что проследив этот процесс в обратном направлении, мы неизбежно приходим к единственному предку — тому самому "Y-хромосомному Адаму" (ну или "митохондриальной Еве", где все происходит примерно так же).

Можно говорить просто о "доле в популяции".
Нет. Само понятие "сигма" (т. е. среднее отклонение от среднего) определено только для распределения по какому-то однозначному количественному признаку. Мужчины и женщины (ну или самцы и самки) составляют определенные доли в общей численности популяции, но говорить о "сигмах" в этом случае бессмысленно: признак не имеет количественного выражения, ни среднего, ни отклонения от него рассчитать нельзя.

Успех в выбранном роде деятельности.
Тогда у нас Мендель — не гений. Ибо ровно никакого успеха в выбранной деятельности не имел.
Да и он ли один? Вегенер, Карно... Историями о непризнанных гениях полны все популярные книжки. Чаще, правда, это все относится к истории искусства — но это в основном потому, что ученых, опередивших свое время, часто не вспоминают и после того, как их открытия были повторены другими. Не все "повторные первооткрыватели" так благородны, как Чермак с Корренсом или там Линн Маргулис. (Впрочем, даже после всех ее стараний в общественном сознании автором идеи симбиотической природы митохондрий остается она, а не Козо-Полянский.)

А с другой стороны, мы знаем немало фигур, которые в свое время считались несомненными гениями, но которые в итоге оказались либо вовсе пустоцветами, либо их вклад в науку (или еще какую область культуры) оказался куда более скромным, чем полагали современники. Мой любимый персонаж в этом отношении — Скиннер, который и до сих пор остается звездой первой величины, хотя все его теоретические построения оказались неверными и сегодня оставлены наукой. Про других персонажей и вовсе надо рассказывать специально: человеку, не занимавшемуся специально историей науки, их имена просто ничего не скажут. А ведь как гремели! Но сегодня, даже читая "Собачье сердце" Булгакова или "Человека на четвереньках" Конан Дойля, многие ли вспомнят Сержа Воронова, чьи работы навеяли сюжеты этих произведений?

Если немного вдуматься, то станет ясно, что гениальность не может рассматриваться как какой-то вариант профессионального успеха. Гениальность — это свойство самого человека, общество, может, и влияет на формирование этого качества, но коль скоро оно уже есть, оно от общества уже не зависит. Успех (любой) — это всегда результат взаимодействия человека с обществом, зависящий от обоих участников этого взаимодействия. При этом мнение общества может быть весьма изменчиво — а значит, и успешность может сильно меняться, хотя объективные качества того, что он сделал, остаются неизменными. Гениальность и успех — вещи принципиально разноприродные.